Сегодня мы чествуем Анну Софронову и Алексей Александрова, а в их лице – саратовский журнал «Волга». Это закономерное, ожидаемое, но от того не менее радостное событие требует, однако, помимо солидарности с решением жюри требует некоторого комментария. 

«Волга» начинает выходить в 1966 как орган Союза писателей РСФСР и Саратовской писательской организации; с 1990 года учредителем был объявлен трудовой коллектив журнала. В 1994 году журнал удостоился премии Букера как лучший нестоличный журнал России, в 2000-м году объявил о приостановке выхода, в 1997-м на короткой время возродился как «Волга — XXI век», но вскоре, после захвата обновленного журнала местными союзписательскими функционерами, вернулся к старому названию, оформлению и, главное, продолжил (с 2008-го) выпускаться без надзора каких-либо инстанций.

Толстый литературный журнал, как известно, два столетия уж является одной из определяющих форм организации русскоязычного литературного процесса. Это может вызывать раздражение, но с этим сложно поспорить. И советская литература, и эмигрантская так или иначе ощущали себя продолжателями дореволюционных толстожурнальных традиций. Противопоставляя себя официальной литературе, андеграунд сам пришел к воспроизводству формы толстого журнала. Одной из причин ключевого места Ленинграда в неподцензурной литературе – появление таких в полной мере отвечающих ожиданию от толстого журнала проектов, как «Часы», «37», «Обводный канал» и др. 

Тем не менее, то, что премия Андрея Белого вручается изданию, несколько итераций назад начинавшему выходить не как самиздатский проект, а как орган Саратовской писательской организации, выглядит экстраординарно. Попробуем разобраться. В перестроечные годы и затем в 1990-е многие издания, и столичные, и региональные, публиковали много чего интересного. «Волга» и на этом фоне не терялась. Но речь идет не о предсказуемых хитах типа Солженицына или Набокова, которых стремились напечатать все, а о гораздо более тонкой настройке читательского внимания.

В «Волге» появляются публикации Леонида Губанова, Николая Шатрова, Анны Барковой. Печатаются «Мужицкий сфинкс» Михаила Зенкевича, тексты Сигизмунда Кржижановского, Михаила Матюшина, «Нэлли» - роман Владимира Милашевского, реконструкция утраченного текста Юрия Юркуна и одновременно диалог с ним. В 90-е «Волга», наряду с издательством «Гилея», становится местом публикаций наследия Владимира Казакова. 

Но важно, однако, то журнале публикуются Виктор Кривулин, Олег Юрьев, Зуфар Гареев, Нина Искренко, Александр Ожиганов, Елена Шварц, Василий Филиппов, Виктор Соснора, Генрих Сапгир, Шамшад Абдуллаев (называю только ушедших, а много было и вполне здравствующих). Для «Волги» принципиально было всегда быть общелитературным журналом, а не местническим. При этом собственно саратовские авторы всегда присутствовали в журнале, – но не по региональной квоте, а как равноправные участники общего литературного процесса. 

Здесь, разумеется, свою роль играет и genius loci. Для кого-то, возможно, до сих пор актуально сакраментальное «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов», но вообще-то Саратов – не самый крупный из российских городов, но в культурном отношении значимый. Город. В котором был Императорский университет, возникла яркая школа классической филологии, литературоведение Александра Скафтымова, существовала яркая живописная школа, не вполне истребленная господством соцреализма, в конце концов – где осуществилась чуть ли не самая яркая мистификация в истории отечественного авангарда, «псхофутуризм». 

В послевоенные годы в Саратове существовала неофициальная культура, в изобразительных искусствах связанная с «кругом Гущина», а в словесности – с именем Валентина Ярыгина, а затем с его продолжателями, участниками объединения «Контрапункт», среди которых особенно необходимо назвать имя Александра Ханьжова. «Волга» регулярно обращалась и обращается к этому пласту андеграунда (в очерках Алексе Голицына о саратовских художниках, в публикациях наследия Ярыгина, Ханьжова и т.д.). 

Уникальность связи «Волги» с неофициальной культурой (кстати, один из участников редколлегии журнала, Олег Рогов, был и участником «Контрапункта») принципиально отличает этот журнал от многих других, столичных ли или нестоличных. В иные годы многие толстые журналы, включая самые известные, те, с которыми в первую очередь ассоциируется это словосочетание, готовы были публиковать представителей неподцензурной словесности и тех, кто им наследует, - наряду с авторами вполне советскими по генезису или по самой структуре авторского поведения. Изменилась конъюнктура, и вот издания, которые представали прежде вполне достойными, с разной степенью откровенности готовы восстанавливать прежние рамки допустимого и недопустимого на их страницах. «Волга» же без пафоса, но последовательно, продолжает из номера в номер публиковать живые образцы современной литературы. В каком-то смысле если раньше можно было говорить про «Волгу» как про «один из лучших» журналов, то сейчас в ряде контекстов – как о «единственном» (конечно, речь идет только об изданиях с советским бэкграундом). Стоит отметить и то, что в отличие от многих других издании, «Волга» вполне располагает к сквозному чтению, что давно уже воспринимается как большая редкость. Смелость и последовательность редакции «Волги», безусловно, заслуживают вручаемой представителям журнала награды.