Реквием

Виктор Кривулин

Памяти моего сына Льва

1

К тому, что нет меня, и я уже готов

К Тому, Кто есть не я, но ярость и огонь.

Во многоярусном театре облаков

Сегодня пусто, солнечно и холод.

Один суфлер, горячая ладонь,

Прижатая ко рту, горячая, осколок

Вчерашней роли, говорит: «Пожар»,

Но ледяной профессьональный шопот

Не таял никогда не рвался не дрожал.

Подсказывал? — Да. Поправлял? Еще бы!

Все шло неправильно, хотя и высоко.

И правильно, что все остановилось

Во мне и что под каждым волоском

Есть луковица слез, набухшая на вырост

Есть действие какого и во снах

Ни зритель не увидит ни актеры

Представить не способны...

Я, который Есть лишь подсказка, запоздалый знак

2

Контекст велик. Небесны своды

Подержаны а все еще идут

По ценам сентября тринадцатого года

За царский золотник, за русский фунт, за пуд.

Контекст велик. Весенний воздух тесен.

Подержанные облака

Уходят плохо. Свежие плакаты

Бросаются в глаза, разнообразьем бездн

Приманивая... Что ж, контекст велик.

Небесный свод поддержан равновесьем

Рождения и смерти — не свалиться

Ему туда, где я раздавлен весь

3

Тонешь медленно — спасение мгновенно.

А пока рассказываешь, как тебе спаслось —

Просыпаешься из яркого «наверное»

В мутное, неверное «авось»

Дыры, оплетенные веревкой

Вкруг запястия, рука в кармане — вдруг

Вцепится в рукав букашка, божия коровка,

Словно бы слетит на мокрый темный луг

4

Несчастье не имеет глаз,

Только запах, резкий и звериный.

И когда к заутрене звонили,

А над крышами всходил тяжелый зимний Спас

Я не знал еще, каков ты, Боже, в силе

Я не спрашивал, зачем испытываешь нас

5

в неэвклидовых просторах мы сойдемся

всё любовь там — и ни запаха ни вкуса

всё равно — рекламный клип колготок "омса"

опереточный ли мусор

или Месса Ре-Минор и Реквием, конечно,

тот, заказанный... Заказчик? — вот вопрос,

если музыка безлика и предвечна

если мы — слова, слова, слепое стадо слез

6

можно и молиться — не удержим,

разве что увидишь световой квадрат

на стене, и вот, поговори с умершим —

не молчат они, ведь правда не молчат.

им бы выговориться, да я — глухой тетеря

то ли слышу, то ли просто шум в ушах

столько лишнего: троллейбус, крики, двери,

музыка на верхних этажах

слышишь ли теперь, какая прорва звуков?

это с улицы, из жизни, из разъезженной весны —

сорван голос у нее, и за спину, за угол

западает солнце тишины

7

На подоконнике водка бледна

В рюмке из детства, семнадцатигранной

В рюмке под коркой усохшего хлеба.

Это — последние времена?

Вряд ли— Еще ослепительно рано

Утро еще — напоенное мартовским небом

Допьяна до состоянья зерна

8

Солоно мне твое солнце, март,

Мнимогорячее, только на стеклах

И оживляющееся. Нас, теплых,

Теплых, берут нас и как бы колоду карт

Перетасовывают, мозглое время года

Коротая меж четырех королей,

А дама где-то в уме, или еще южней,

под кипарисом у незатворенного входа —

о дерево, нет его без людей, и не стелет мирт

свою черно-вечную зелень

если внизу не посеяна смерть

если оставшиеся не опустили

тяжкую зернь

в ненасытную жирную землю

9

Задана высота, и такая, что сил никаких

Не хватает не то что набрать ее —

Просто представить, измерить ее расстоянье

Это мое, это здесь, это не из пролистанных книг

Это не монастырь где словесную братию

Унисонное пенье спасает и уставное молчанье

Еще по квартире блуждают осмысленные шумы

Водопроводные трубы что-то лепечут, в ответ им

Потрескивают обои, стрекочет электропроводка, мы

Разговариваем на кухне под светом неярким, ветхим

Но вокруг меня — все что является — больше меня

Все как бы ворочается, разнимается, схватывается по законам

Неизвестным, чужим... И оказывается: ничего нам

Не остается, как только слушать. Слушать, беззвучными шевеля

Губами

10

что мне слезы Верлена если небо не плачет

над городом но поворачивается

солнечной стороной

к тем кого не вернуть

если очки не нащупывают но прячут

за зеленые стекла в бесцветную муть

под распухший пузырь водяной

тех кого не вернуть

возвращение их после дождичка в чистый четверг

обещали — пока же со дна

подымается дымная глубь тяготимая вверх

как воронка захватывая имена

и крутя их, заверчивая спиралью

в горловину свою забирая

как воронка вывертываешься наизнанку

когда из тебя имена их

вырываются и не знают

что им делать над городом как бы стеклянным

как бы ясным до дна спозаранку

и куда им девать расставанье с телами

чисто вымытыми приготовленными ко всему

что бы ни предстояло

в какую бы внешнюю тьму

их ни втягивало ни изымало

11

Из муаровой области мемуаров

из Лемурии пишут: они измучены им чернил

не хватает, бумага не держит букв

их часы производят больше чем надо ударов

в их лесах черно от галлюциногенных грибов

а свет испорчен, и хоть бы кто починил

Так что книг новоизданных лучше не присылать

Фотографии старые — да. Горчичные дагерротипы

это все же надежнейшее из лекарств

от слепоты куриной или испанского гриппа

А у вас другие болезни, и у вас непонятная власть

крадет потихоньку жизни, как будто все остальное

уже украдено. Только смерть не украсть —

зато украшают ее неподъемными лапами хвои

12

Забальзамированный свет

Священная аллея кошек

И прислонен велосипед

К стене египетского капища

Следы колес его бескожих

Живые шрамы, что пока еще

Не зажили, ползут шурша

В песке. Пустыня есть ландшафт

Не видящей себя души

Не верящей себе, не веющей

Сплошное марево и зрелище

Большой воды вдали, у края

Небес. Но рваться не спеши —

Истаивает синева морская

13

знали прикуп, жили в сочи

ели смокву, пили твиши

в изголовьи — сад висячий

злой павлин кричащий с крыши

ночь как дикий виноград

под ногами — звезды, свечи

слабый их колышет ветер

стоит пошатнуться спьяну —

зачерпнешь ладонью пену:

все глаза ее мгновенны

все уста ее шипят

словно со змеей играя

жили* наклонясь над морем

сохраняя привкус Рая

соль, какую после смоем

с губ — до полной пресноты

и прорежется вторая

жизнь-монашка, жизнь за краем

ты ли это? — не узнаю,

я ли, страшной прямизною

выпрямленный, став чертою

линией от «я» до «ты»?..

14

кукольник ходящий гоголем

гоголь в покаянном куколе,

надо было так немного им —

чтобы звали их, аукали

чтобы нарочные рыскали

их разыскивая и путаясь

с поминальными записками

с ворохом платков и пуговиц

форменных ли, малоросских ли

костяных ли, оловянных ли

Глухо бряцавшие россыпи...

Братнинское целование

15

Полу тайнознавцы-полу шарлатаны

Истина у них имела вкус

Подкисающей — из ледника — сметаны

Но, черней земли, откуда-то индус

Появлялся, двигался как тать

Ловко и бесшумно, словно прятал

Самого себя, за мизерную плату

Обучал сидеть лежать летать

И теперь они лежат летают или нет их

Глоссолалия имен их — только дым

Серебристый пепел на предметах

Заживо принадлежавших им

16

О как нас книжило со Степкой Малларме!

На ледериновом — снежинки — переплете

Не таяли, как будто в переводе

Б. Лившица, убитого в тюрьме,

Уже таился подлинный, буквальный

И запредельный холод. Рядом с ним

Из лесу выходящий Серафим

Саровский в белой радовальне, в дальней

Обители, середь Господних зим

Был ослепителен, сиял, как тьма во тьме

И звездчатый, в лицо ему летя,

Не таял снег на веках и на щеках.

Чего ж еще хотеть? и, столько лет спустя,

У века спрашивать о вечности, о сроках?

17

В начале — блики на челе

Ребенка спящего в коляске

В кустах смородины. И шорохи и краски —

Все россыпью, враздрызг, пока еще вчерне

Эскизно... Да и чем ни пачкай

Как ни замешивай цвета —

Бумага остается чистой

Предгрозовая духота

Пчела повисшая над чашкой

Печаль без повода (ее портвейн «Лучистый»

Успешно лечит, и она светла)

И делается вид, что с места ничему

Не стронуться — но все пребудет вечно

Полуденным, без места и числа

Что кончу так ясе как начну

Легко бездумно и беспечно

С лицом ребенка отходящего ко сну

Сливаясь

# # #

http://modernpoetry.rema.su/main/krivulin_rekviem.html