Александр Ярин

Окончил Московский институт электроники и математики и филологический факультет МГУ. Работал математиком, филологом, редактором, лифтёром, заведовал медиатекой Государственного центра современного искусства. Переводил на русский язык прозу, драматургию, детские книги, философские труды — от Сэмюэла Беккета до Ханса-Георга Гадамера — с английского и немецкого языков. Автор прозаических и драматических произведений.
Пьесы Гарольда Пинтера в переводе Александра Ярина были поставлены в Московском драматическом театре Джигарханяна и в Московском драматическом театре им. К.С. Станиславского; пьеса Алана Эйкборна – в Омске и Зеленограде; пьеса Самуэля Беккета – в студии «Человек» в Москве.
Работы
Книги
Владимир Дуров. М.: Мелик-Пашаев, 2017.
Жизнь Алексея: Диалоги. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2018.
Структура пыли: Графический роман. / Текст А. Ярина. графика Ф. Ярина. М.: КомФедерация, 2021.
О старых, больных, некрасивых и безумных женщинах. СПб.: Jaromír Hladík Press, 2022.
Из текстов
Из книги «Жизнь Алексея: Диалоги»
И молва о жизни человека Божия Алексия прошла по всей той земле. Когда Алексий понял, что святость его открылась всем, он бежал из города Эдессы, и, придя в Лаодикию, взошел на корабль, и задумал отправиться в киликийский город Тарс, ибо там его никто не знал. И вот на корабль налетел бурный ветер, и по смотрению Божию корабль занесло в Рим. Выйдя на берег, Алексий сказал: «Жив Господь Бог мой. Никому более я не буду обузой, но приду в дом отца моего, ибо домашние меня не признают». И вот он встретил отца своего (тот учреждал в доме своем столы для нищих), который шел из дворца со свитой своей, и приветствовал его, говоря: «Раб Божий, окажи милость захожему нищему и дай мне угол в доме твоем, чтобы мне питаться крохами, падающими от стола рабов твоих».
Евфимиан, Алексей.
— Здравствуй, незнакомец, по тебе видно, что ты идешь издалека.
— Я недавно сошел с корабля и сразу направил путь к твоему дому.
— Ты знаешь город?
— Да, я здесь родился.
— Ты приплыл, чтобы найти мой дом?
— Нет, наш корабль прибило к берегу ветром помимо воли корабельщиков. Я не имел в мыслях высадиться в Риме, но, когда сошел на берег, мне сказали, что ты кормишь бездомных.
— Так и есть. Сейчас сюда принесут еду.
— Хорошо, господин.
— Ты сможешь подкрепиться с дороги.
— Господин, я бы хотел быть с теми, кто раздает.
— В этом у меня нет нужды.
— Тогда позволь мне спать и служить на кухне, при печах. У меня нет другого дома. Я даже не попрошу еды.
— Отчего же? Я даю каждому, кто попросит. Приходи к дверям завтра на рассвете опять, как сегодня, и ты будешь сыт.
— Я не прошу еды, господин.
— Чего же ты просишь?
— Места в твоем доме на кухне и прислуживать при печах.
— Но без еды ты умрешь.
— Я буду подбирать объедки.
— Что ж, оставайся. Ты как две капли воды похож на моего сына.
— Если так, почему ты не признаешь сына во мне?
— Я этого не хочу.
— Почему?
— Ты решил, юноша, что тебе по силам вести беседу со мной?
— Да, господин, так как ты очень похож на моего отца.
— Глупец! Ведь старик — это тот, о ком говорят, а не тот, с кем говорят.
— Но я могу говорить с тобой о тебе.
— Старик умеет говорить только с самим собою, другого разговора старики не знают.
— Пусть так, но мы с тобой похожи на отца и сына, значит, это и будет разговор с собой.
— На тебе жалкое рубище, а старики рядятся в пышные одежды, чтобы, как умеют, скрыть себя от людей.
— Будь ты в дырявом платье, я бы потупил глаза.
— Юноша влажен, а старик сух, как щепка, отскочившая от топора.
— Сухие щепки быстрее воспламеняются и жарче горят.
— От старика не жди умных слов. Он скажет разумное разве лишь со сна, или в горькой обиде, либо перед смертью. А в остальное время что слушать старика?
— Но все это как раз и сходится в тебе. Теперь утро, ты на ногах лишь недавно, обида уже пришла к тебе в моем облике, да и смерть не за горами.
— Так ты все еще хочешь говорить со мной?
— Да.
— Тогда скажи: походит ли наша жизнь на рассказ?
— Чью жизнь ты разумеешь, твою или мою?
— Разве у нас не одна жизнь на всех?
— Одна, если найдется рассказчик.
— Так существует ли он?
— Да, господин.
— Кто же это?
— Я.
— Ты возомнил, несчастный, что возвысился над давшими тебе жизнь и любовь?
— Нет, господин, ведь я никем не помыкаю. В моем рассказе нет ни блеска, ни понуждения.