Лев Оборин

1987 (Москва)
2021 • Литературные проекты и критика

Премия Андрея Белого 2021 в номинации «Литературные проекты и критика» присуждена за критические статьи последних лет.

Портрет
Фото: Ольга Виноградова

Поэт, переводчик, литературный критик. Окончил историко-филологический факультет РГГУ. Публиковал стихи и критические статьи в многочисленных журналах и в Интернете, постоянный автор портала «Горький». Автор нескольких поэтических сборников, книги детских стихов. Занимался переводом кино, работал редактором журнала Rolling Stone, редактор посвящённого русской литературе интернет-проекта «Полка» и книжной серии «Культура повседневности» издательства «Новое литературное обозрение».
Автор статей, рецензий, очерков о литературе на сайтах «Горький», «Афиша Daily», Colta.ru, Meduza, Arzamas, в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Воздух» и других изданиях.


Шорт-лист премии «Дебют» (2004, 2008); премия журнала «Знамя» за лучшую литературно-критическую статью 2010 года; молодёжная премия «Парабола» (2019). Один из основателей литературной премии «Различие» (2013–2018), эксперт премии «НОС». Стихи переведены на английский, французский, польский, немецкий и латышский языки.

Работы

Книги

 

Мауна-Кеа: Первая книга стихов. М.: АРГО-РИСК, Книжное обозрение, 2010. (Серия «Поколение»)

Зелёный гребень: Книга стихов. N. Y.: Ailuros Publishing, 2013.

Смерч позади леса: Стихи. СПб.: MRP, ООО «Скифия-принт», 2017.

Будьте первым, кому это понравится: Книга восьмистиший. М.: Стеклограф, 2018.

Солнечная система: Космические стихи и научные комментарии. М.: LiveBook, 2019.

Часть ландшафта. М.: АСТ, 2019.

Ледники. СПб.: Jaromír Hladík press, 2023.

Книга отзывов и предисловий. М.: Новое литературное обозрение, 2024.

Из текстов

Стихи из сборников:

 

* * *

С аптечной стены наблюдают внимательно за тобой
Боярышник и подорожник, бессмертник и зверобой.
В детской больнице бодришься, но размышляешь о том,
Как на стене Лисица общается с Колобком.
Простые изображения. Плацебо и суррогат.
Но только глаза закроешь, они в темноте горят.
Меня вот не отпускают, как бы я ни хотел,
Ни Колобок с Лисицей, ни трава чистотел.

 

 

* * *
Спаси пространство
из-под наноса
улиц, деревьев, домов.

Занимательный физик,
выдерни скатерть
не тронув ландшафт стола —

бутылки, вилки —
фокус для первоклассников;
выдерни мантию
из-под земли.

Что с ней делать?
Видишь, ещё дрожит
координатная сетка,

не желая быть
драпировкой, повисшей
в твоей руке.

Как объяснить
геодезическим линиям,
чья карьера загублена,

что они свободны
и спасены?

 

 

* * *

мы стихами готовим себя к любви
и когда она прилетит
мы стихами попросим ее
обнови
и она нас преобразит
мы по праву начнем страдать и мириться
и просить для себя венца
“возвращаясь к легкости” жени риц
“фисгармонией” стивенса

 

 

Из эссе «Современная поэзия и космологическая метафора» (2012)

 

В России действительно и рифмуют и не рифмуют. Русская поэзия обсуждает самые разные вещи, проговаривает самые разные смыслы. Побывавший на фестивале «Берега» услышит совсем другую поэзию, чем побывавший на фестивале «Поэтроника». У посетителя нижегородской «Стрелки» сложится отличное от этих двух представление, скорее всего эклектическое. Юрий Кублановский и Аркадий Драгомощенко, Елена Фанайлова и Мария Степанова, Олег Юрьев и Сергей Завьялов, Андрей Гришаев и Андрей Егоров не похожи друг на друга, но все принадлежат к полю современной русской поэзии. Это хорошо подмечено проектом «Культурная инициатива», который уже седьмой год подряд устраивает цикл вечеров «Полюса», где сходятся авторы с максимально разными, часто чужеродными друг другу поэтиками. Подобную разноплановость можно встретить на литературных сайтах, в журналах от «Воздуха» до того же «Знамени».


В самом деле, вот два отрывка.


Юрий Кублановский:


В убогой глубинке


нас на лето стригли под ноль


ручною машинкой,


всегда причинявшею боль.


В седые морозы,


каких не бывает теперь,


мы вместо глюкозы


хлебали кисельную серь.


А в оттепель щепки


неслись по косицам-ручьям.


Ворсистые кепки


нам снились тогда по ночам.


И полые слепки


небес доставались грачам.


(«Над строчкой друга»)


 


А вот Аркадий Драгомощенко:


 


Веществом близким сумма небес округла,


проточным огнем воскресают волокна влаги.


Звезда мертва в любом из сравнений со светом.


Прекрасно прямое действие, как искривленная формула времени,


где в прорехах между пределами искрится тело предлога,


словно категория глагольного выдоха,


суженного до пресечения. Так видеть,


как твои глаза видят зрение, а ему —


любой напылением (смещение в область вести,


белого тополя. Вещь только амальгама предмета);


на лету испаряясь в побеге стекла обоюдостеклянного:


снег, телефонная рябь, ночная зоркость травы придонной.


(«На берегах исключенной реки»)


 

Оба текста относительно недавние. Очевидно, что они совершенно по-разному работают. Очевидно, что второй сложнее устроен и требует какого-то иного чтения, чем первый. Хотя бы потому, что если первый задействует визуальную метафорику, конструируя реалистическое воспоминание, то второй выстраивает баланс между предметным и абстрактным, прибегая к аналогиям из лингвистики (и тем самым все равно передавая ощущение, но только приближаясь к нему с иными инструментами). Если первый описывает бывшее, то второй совершает поиск. Очевидно, в конце концов, что первый текст выглядит, грубо говоря, традиционно, а второй, грубо говоря, нетрадиционно. Проще всего сделать две вещи: или объявить поэтику А устаревшей, ретроградской, живущей по заранее просчитанным канонам, или объявить поэтику B переусложненной, лишенной внятного смысла, даже, о ужас, не-поэтичной. Однако это неверный подход, больше говорящий о личных вкусах, чем о каком-либо объективном понимании: два стихотворения просто не пересекаются, потому что у них разные задачи. Они направлены в разные стороны, они по-разному сказаны.


Кажется, что происходит постоянное увеличение способов говорения. В недавней статье «Экстенсивная литература 2000-х» Евгений Абдуллаев выходит на важную, а может, и ключевую идею экстенсивности, но не связывает ее с не менее важной идеей приращения смысла (понимаемого иногда как простое добавление тем/взглядов/регистров речи по принципу «было — не было», а иногда глубже, как работа, подобная выдвижению и обоснованию гипотез). Абдуллаев говорит о том, чем прирастает поэзия, за счет чего она развивается (в частности, повторяет становящееся уже привычным соображение о ее интеграции с прозой). Стоит же поговорить и о самом движении.